Гаррисон Форд двинул Гослинга в челюсть

Форд Харрисон ударил Гослинга в челюсть

Наш любимый актёр Райан Гослинг, как всегда, радует нас своими интервью. Он как-то сказал, что не любит пускать людей в свою жизнь, тем не менее, когда у него хорошее настроение, Райан охотно делится любопытными историями из своей жизни. Вот и на этот раз он рассказывает нам об увлекательных моментах, которые происходят на съёмках.

— Начиная с прошлого сентября, когда «Ла-Ла Ленд» произвел фурор на Венецианском фестивале, вы повторяли, что не были уверены в успехе. Это ваша знаменитая скромность или что-то иное?

— Я боялся, что мы будем смешно выглядеть. Правда. Понимаете, в наше время актеров — танцующих и поющих, летящих к звездам под прекрасную музыку — публике трудно представить реальными людьми, а ведь в этом и заключалась идея фильма. Герои «Ла-Ла Ленда» возвращаются на грешную землю и не радуют зрителя хеппи-эндом… Драма, которую перебивают музыкальные номера, — это и правда вызов аудитории. Я боялся, нам скажут: «Эй, ребята, вы что, шутите или издеваетесь над нами?» Так что честно признаюсь: да, я боялся выглядеть смешным. Но получилось с точностью до наоборот.

— Хореограф, ставившая танцы в «Ла-Ла Лен-де», сказала, что вы не так быстро, как ваша партнерша Эмма Стоун, осваивали движения, зато проделывали их потом с удивительным чувством стиля…

— Нашему замечательному хореографу пришлось со мной несладко: это все равно что искать жемчужину в куче необработанного грубого камня. Хотел бы я побольше заниматься танцем и хореографией в детстве, сейчас было бы не так сложно. Впрочем, умения вальсировать и отбивать чечетку все равно недостаточно. Знаете, мне всегда нравилось танцевать. В юности я любил заниматься балетом: брал уроки, ходил в балетную студию. Но у Эммы Стоун было передо мной большое преимущество: незадолго до съемок фильма она выступала на сцене в бродвейском мюзикле «Кабаре». Нас с ней полтора месяца порознь учили танцевать и петь, прежде чем соединили. А потом мы еще примерно полтора месяца репетировали и занимались с хореографом и учились петь вдвоем. К тому же режиссер очень не хотел, чтобы в самые ответственные моменты моего героя подменял дублер-пианист, и мне пришлось освоить фортепиано.

— Скажите, вы не завидуете Эмме Стоун? Она-то в отличие от вас «Оскар» получила, хотя вы с ней вроде бы одинаково трудились…

— Как я могу даже думать о зависти, зная, сколько пота и крови пролила Эмма в процессе подготовки и съемок? Да она вкалывала как сумасшедшая, чтобы в конце концов ее игра выглядела на экране легкой и воздушной. Она потрясающая, невероятно талантливая актриса.

— За несколько последних лет вы дважды стали отцом. Как ощущаете себя в новом качестве?

— Раньше сказанные кем-нибудь слова «Отцов­ство — лучшее, что со мной случилось» я воспринимал как клише. Был уверен, что на самом деле все иначе, — до тех пор, пока сам, на своем опыте, не испытал, что это такое. Теперь же у меня ощущение, что я сплю, и мне снится прекрасный сон. Я, моя леди и мои малышки. Три ангела. Я живу, окруженный ангелами. Словно каждый день гуляю по полю, усеянному цветами. И даже не знаю, за что мне привалила такая удача. В течение своей жизни я часто создавал ситуации, рождающие хаос. Я ведь терпеть не мог быть ребенком. Не выносил контроля, который взрослые полагают необходимым в общении с детьми.

Дети обычно не задаются вопросами «Почему я ребенок?» или «Почему я должен терпеть взрослых в постоянной роли арбитров, контролирующих каждый мой шаг?». А я вот задавался. И моя мама, что самое интересное, поощряла мое сопротивление. Например, когда я занимался в танцевальном кружке, один из школьных учителей любил пошутить при всех на эту тему — о моих танцах. И мама мне как-то сказала: «Если почувствуешь, что его шутки носят откровенно издевательский характер, можешь уйти из класса». Вот я однажды и ушел. И мама перевела меня на домашнее обу­чение. Можно было утром посмотреть какое-нибудь кинцо типа «Планеты обезьян», потом порисовать вволю, а уж после приступить к обязательной программе в виде уроков, меня это здорово вдохновляло.

— Это тогда вы, насмотревшись «Рэмбо: Первая кровь», отправились в школу с набором кухонных ножей?

— Нет, я тогда еще в детский сад ходил! (Смеется.) Знаете, у нас дома эти чертовы видеокассеты можно было крутить бесконечно, я и крутил, не вполне отделяя происходящее на экране от реальности. Все эти герои были моими друзьями, иногда я засыпал прямо на диване под брутальные сцены с участием Сталлоне! В общем-то я даже не пытался изображать из себя Рэмбо в тот день. Просто запихнул ножи для резки мяса в свой рюкзачок и пошел в сад. А там что-то происходило на площадке, кто-то кого-то мутузил — и в моей голове промелькнуло подобие мысли о несправедливости. Ну я и достал ножики… Мама после этого случая чуть не сошла с ума от ужаса и страха за меня. Конечно, реальность сразу же вошла в нашу жизнь, и больше мне смотреть «Рэмбо» не позволяли. Я, хоть не был по-настоящему наказан (а что со мной могли сделать в четыре года? В полицию отвести, в тюрьму посадить?), тот урок выучил. Но я всегда отличался от других детей — и в саду, и в школе. Терпеть не мог учиться, ужасные отметки получал. Учителя думали, что я тупой и глупый, отправляли в какие-то специальные классы для недоразвитых. Конечно, меня это мучило и угнетало, но толку-то…

— Интересно, что Эмме Стоун, вашей любимой партнерше, судя по всему, тоже быть ребенком не сильно нравилось. Она в буквальном смысле слова спаслась актерством. Вы, похоже, тоже?

— Для чего идут в актеры? Расхожая версия — чтобы быть в центре внимания. В моем случае, и отчасти в случае с Эммой, главное в этом стремлении — инстинкт исчезновения. Желание перевоплотиться и перестать быть самим собой. Стать кем-то еще. Мне эта идея впервые пришла в голову, когда к нам приехал пожить мой дядя. Его работа заключалась в том, что он изображал Элвиса Пресли. Таких двойников тогда были тысячи. Так вот, когда в вашем доме появляется дядя в костюме а-ля Элвис Пресли и ваша мама становится у него бэк-вокалисткой, а папа отвечает за безопасность, а другие члены семьи внезапно начинают шить костюмы и разговаривать на темы, которые раньше вообще не затрагивались, — вот тут-то и понимаешь всю силу искусства. Я помню, как зрители с ума сходили, когда дядя пел песни Элвиса! При том что внешне он ничего общего с ним не имел: был толстым, лысым и с усами. Потом дядя заболел раком и ушел из шоу-бизнеса. Я же не перестал думать, что, может быть, тоже могу приоткрыть этот занавес… Начал заниматься танцами, прошел конкурс и оказался в знаменитом «Клубе Микки Мауса» на канале Disney. Вместе с Джастином Тимберлейком, Кристиной Агилерой, Бритни Спирс. Ну, вы конечно же в курсе моей блистательной детской карьеры (Улыбается.)

— Конечно. Но недетская тоже неплохо складывается. Говорят, Харрисон Форд лично выбрал вас своим партнером в сиквеле культового фильма «Бегущий по лезвию». Но на съемках у вас с ним возникли проблемы — это правда?

— Господи помилуй, никогда не мог понять, откуда людям удается узнавать такие вещи?! Я в жизни своей еще ни разу не работал в обстановке такой секретности, как на этом фильме! И все равно, хоть кругом продюсеры снайперов поставили, чтобы никто и близко не мог подобраться к площадке, моментально стало известно о том, как Форд двинул мне в челюсть! Это случилось во время съемок сцены драки. Мне сразу принесли кучу льда, обложили лицо, а Харрисон подошел — и на автомате еще раз кулаком заехал в лед! Я еще его спросил, откуда у него такое специфическое чувство юмора — от мамы или от папы? (Смеется.) Харрисон крутой и жесткий. Режиссер ко мне подошел и сказал: «Слушай, посмотри на это с другой стороны: тебя ударил сам Индиана Джонс!»

— Интересно, а Форд извинился перед вами?

— Можно сказать, что да. Как-то подошел ко мне с бутылкой виски. Я думаю: вот оно, наступил долгожданный миг. А он достал стаканчик из пакета, налил в него виски, отдал его мне и ушел с бутылкой. (Хохочет.) Видимо, решил, что он недостаточно сильно меня достал, чтобы целой бутылкой пожертвовать. Верно говорят: не стоит встречаться со своими кумирами и героями. Но я, пожалуй, дополню: только если это не Харрисон Форд! Знаете, моя семья — и Эва, и мама, и дочки — была на этих съемках со мной. Эсмеральда, старшая дочка, наблюдала, как потрясающие мастерицы шьют костюмы, как работают плотники, видела всех, кто занят в создании проекта. Не знаю, насколько Эс понимает, чем именно занимается ее папочка, кроме того, что рассказывает ей истории и читает перед сном. Но как-то во время сцены моего сражения с героем Форда она громко закричала: «Папочка, ты побеждаешь!» Харрисон оглянулся и спрашивает ее: «А что обо мне скажешь?» (Смеется.) Дочка у меня — невероятно энергичная девочка. Непросто ей соответствовать.

— Женщины обожают вас еще и за то, что считают чуть ли не феминистом: им кажется, что вы невероятно нежный, заботливый, уважаете их по-настоящему и все такое…

— Я и правда считаю, что женщины лучше нас, мужчин. Более сильные и развитые. Уж я-то знаю: у меня две дочки, и они дадут фору любому мальчишке, даже не сомневайтесь. Я вырос среди женщин. Мама, сестра. И сейчас у меня дома женское царство. Да, женщины лучше нас. Во всяком случае, меня они точно делают лучше.